глава12

In the last 72 hours, Kihyeon has developed at least 10 new mental disorders. He meets Menhyeok at McDonald's, feeling uneasy. Menhyeok wants to remove the poison from a drink to create hallucinations. Kihyeon accuses Menhyeok of manipulating him into a bad business deal. Menhyeok admits he wanted Kihyeon's attention. Kihyeon chooses a cup and drinks, but there is no poison. За последние 72 часа Кихён заработал как минимум 10 новых психических расстройств, поэтому очередное он встречает уже совсем гостеприимство. Но умирать Ю Кихён не собирается. И первая причина в том, что Менхёк выбрал местом для встречи чертову открытую уличную зону Макдональдса. Мак-до-наль-са. Ю Кихён, его курс по киноэстетике, его три полки книг по искусствоведению и Ли Менхёк с его чертовым Комбо Чики набором номер три на открытой площадке в Макдональдсе. Кихён может словить еще одно психическое расстройство, просто подумав об этом более детально. «Я взял тебе сырный соус», — приветствует Менхёк, когда Кихён подходит, все еще в шмотках Хосока, потому что они напоминают о тех счастливых часах, проведенных в теплой атмосфере ребят, что похищают трупы, и садится на скамью напротив него. Кихён ничего не отвечает, быстрыми движениями открывая соус и подвигая указательным пальцем поднос Менхёка ровно в центр стола. «Обычно говорят «спасибо», — отчитывает Менхёк, перемешивая пластиковой ложкой в стаканчике ванильное мороженое с карамелью. В этом загвоздка Менхёка, он не наводит ужаса, всем вокруг кажется, что с ним можно договориться и дошутиться, он — легкое безумие или вредная шутка, но никак не реальность. Кихён на месте мафии тоже выбирал бы работать именно с таким человеком. Он может выяснять нужную информацию, втираться в доверие, создавать вокруг себя так много пыли, что не замечаешь главного. — Давай ты сначала людей перестанешь убивать, а потом про этикет будешь говорить, — предлагает Кихён, беря сразу три палочки картошки фри и макая в огромное количество соуса. Все это он прожевывает как можно медленнее и смотря Менхёку в глаза. — А, так ты за шутку с парфюмом переживаешь. — Через три ложки мороженого, — понимает Менхёк. — Ты думаешь, я бы распылил флакончик с ядом в помещении, наполненном людьми? Или бы распылил на того, кто не заключал со мной договор? Это был просто способ встретиться с тобой, хватит думать во мне так плохо. Как ты не понял этого раньше? Менхёк так искренне на это обижается, словно Кихён его лучший друг, личный телепат и чтец его натальной карты. Но вообще, Кихён понял, было бы неплохо закинуть это в мозг Ихёнвону, но он не может с ним связаться. Кихён просто надеется, что Хёнвон ничего не заподозрил и продолжил общаться с миром, как на ромашковом успокоительном чаем, смешанном с валерьянкой и засахаренным здоровым пофигизмом. Менхёк достает из своего небольшого красного рюкзака пять бумажных маленьких стаканчиков, чем-то напоминающих по объему барные шоты. Он ставит их в ровный ряд перед Кихёном, съедает еще пару картофелин без соуса, вытирает руку об салфетку и лезет в свой бездонный карман за пяти разными флакончиками в черном стекле. Кихён сбавляет обороты заявленной наглости и смелости. «Вообще-то договор не считается», — отрезает на корню кихёновскую попытку защититься Менхёк. «Ты сам его аннулировал! Если ты играешь не по правилам, почему я это должен делать?» — серьезно спрашивает Менхёк, переливая флакончики по стаканчикам один за другим. Картинка мира перед глазами Кихёна начинает плыть. Уши закладывает, сердце отдает стуком где-то в горле, а тело становится каменным. И это еще Кихён себя морально подготовил к тому, что контракт не прокатит, и Менхёк будет злиться за всю беготню, которую ему устроили. Движения Менхёка неторопливы, плавные, беспривычной суеты. Кихён бы даже отнес их в категорию определенного вида танца, не будь он в таком плохом сигнале с миром. — Там есть северное сияние? — еле шевеля бледными губами спрашивает Кихён, и его бы обрадовал положительный ответ. Хотя бы кинцо перед смертью посмотрит. — Нет, у меня на него появились планы, — ровным тоном объясняет Менхёк, выливая последний флакончик в стаканчик и складывая все пустышки на отдельную салфетку. — Хочу убрать из него яд, оставив только эффект галлюцинации. Говорят, что если посмотреть на человека в семь, тринадцать и двадцать лет, можно понять, как он дошел до этого момента. В семь лет Менхёку было скучно, а он вызывал у людей радость. В тринадцать лет Менхёку было скучно, а он вызывал у людей радость и изредка необъяснимую тревогу. В двадцать лет Менхёку было скучно, а он вызывал у людей объяснимую тревогу и изредка радость. С Кихёном Менхёку тоже не особо весело, но ему иногда казалось, что Кихён смотрит на него, как будто не хочет его исправлять и не против того, чтобы Менхёк существовал таким, какой он есть, со всей своей скукой, радостной тревогой и тревожной радостью. Но как только Менхёк подходил ближе и оформлял словесное предложение стать друзьями, Кихёна это пугало. Он внутренне дрожал, даже когда ему ничего не угрожало, а можно было расслабиться и беспечно провести время. Менхёк был разочарован. Оказывается, Кихён его принимал только на расстоянии и в теории, что-то вроде «очень интересно, что ты такой человек существуешь, но не очень интересно, если ты существуешь в моей жизни». Видимо, Кихёну закатило бы что-то странное, небезопасное, но при этом понятное для ума, кто-то, кто не выкинет ничего внезапного и чье настроение не меняется каждые пару часов, кто-то, кого Кихён не будет бояться, хотя по всей логике должен. «Я все еще хочу с тобой подружиться», — говорит Менхёк, прежде чем Кихён глубоко выдохнет пару раз и сможет спокойно посмотреть на стаканчики, без импульса громко заорать «помогите». «Я польщен, но лучше сдохну», — бормочет Кихён. Кихён грустно усмехается. И не разбираясь о Кихён сейчас с последними минутами жизни, он бы оценил, как выглядит искренне сожалеющая улыбка Менхёка. «Чем я тебя так не устраиваю?», — все же решает выяснить Менхёк. «О, вот на эту тему у Кихёна разве что презентации не хватает для более полного доклада», — и выговорится, предъявить уже без страха Менхёку кошмары, которые были на протяжении всего их знакомства, отличный вариант конвертировать свой мандраж в энергию. «Ты загипнотизировал меня, заставил на пьяную голову подписать договор, внушил мне, что моя идея с бизнесом сработает, она полетела к херам, деньги сгорели, и я физически был не способен вернуть такую огромную сумму за короткий срок. Ставлю все на то, что ты знал это изначально», — набирает обороты Кихён, и какой же это, оказывается, каеф говорить без мысли о последствиях, потому что последствия уже случились. «Умирать мне не хотелось, поэтому я попытался этого избежать. Возможно, очень нелепо и плохо, но ты, судя по всему, догадался обо всем еще в самом начале», — щелкает пальцами Кихён, и его действительно только сейчас осеняет мотив Менхёка. «Тебе нравилось тянуть время, нравилось наводить свои порядки в моей квартире и в моей жизни, нравилось кошмарить моих друзей и нравилось держать меня в этом напряжении. Я не мог раньше понять, какой смысл заключать договор еще и без процентов, давая огромную сумму в долг незнакомому человеку. Сначала я подумал, что ладно у богатых свои развлечения, а тебе просто в радость вмешиваться в чужую жизнь, чтобы все там трогать, рассматривать, расспрашивать и ломать. Ты этим заглушаешь огромную и давящую тебя потребность быть рядом с людьми», — Кихёна уносит в быстрый и твердый тон голоса, но он четко выговаривает каждое слово и чувствует себя в таком ударе, в каком не был со времен побед в студенческих исторических дебатах. «Тебе нужно было не то, чтобы я вернул деньги, тебе нужно было мое внимание, чтобы думал о тебе, чтобы боялся тебя, чтобы просчитывал тебя, чтобы узнавал тебя, чтобы ни о ком столько фактов не запоминал, как о тебе. И дело не во мне лично, так тебе нужно от каждого человека, с кем ты подписываешь договор. Ты даже убивать не хочешь, тебе просто все равно, живой человек или нет. Поэтому придумал эту дурацкую игру и снимаешь с себя всю ответственность, заявляя «это не я убиваю, это люди выбирают стаканчик с ядом, и вот поэтому ты меня не устраиваешь, ты скучный эгоист, который так жаждет, чтобы кто-нибудь заполнил мыслями о нем всю голову, что готов на крайние меры». Примерно так звучит то, что Кихен должен был объяснить Чхену и Чангену после фразы «Прикиньте, я хочу инсценировать свои похороны!» Примерно так звучит то, что Кихен должен был объяснить Джухону, Чанвону и Хосоку после фразы «Прикиньте, я все-таки инсценировал свои похороны!» Кихен переводит дыхание и неуклонно смотрит Менхоку в глаза. Весь монолог Менхок никак не реагировал, смиренно молчал, не моргал, а взгляд словно остекленел. «Скучный? Но последние минуты своей жизни ты потратил на то, чтобы поговорить обо мне!» Менхок использует только одну иголку в речи и попадает ей в самый больной нерв, тем самым подтверждая и разрушаемый монолог Кихена одновременно. «Ну, уже похер на это!» «Учти!» – предупреждает Кихен, уже настолько заведенный на эмоциях, что не может тормозить. «Если я выберу не тот стаканчик, я успею поцеловать тебя в губы и передать яд, чтобы ты больше никого не убивала!» «Я никого не убиваю!» – перебивая, жестко повторяет Менхок. Кихена до трясучки раздражает, насколько все происходит не так, как должно быть. «Какой нахер Макдональдс?» Они должны сидеть в каком-нибудь подпольном баре. Должен играть дипиш-мод, а не дабстеп по блютуз-колонке компанией через пару столиков от них. Менхок должен выглядеть, как в их первую встречу – в черной водолазке, с круглыми очками и серебряной цепочкой к ним, идущей от линз к дужкам, а не сидеть в каком-то бесформенном и бесцветном плаще. И Кихен. Кихен умысленно одевал сам себя явно не в домашние вещи Хосока, при всем уважении к этой уютной и приятной одежде. Если Кихен все же сорвется и заорет, это будет только по причине того, насколько плохо снята его смерть. Он смотрит на пять бумажных шотов и, не думая и без какой-либо системы и считалочки, резко берет стаканчик с середины и залпом выпивает. Вкус сладкий, отдает пряностями и специями, которые обычно добавляют в глинтвейн. Кихен понятия не имеет, какой должен быть вкус у яда, но явно не настолько приятный. С организмом ничего не происходит, кроме того, что все внутри замирает в ожидании атаки. Атаки, которая, если бы случилась, сразила бы Кихена уже. — Там не было яда, — с трудом произносит он. Менхек медленно, явно издеваясь, тянется к картофелю Фри, не спеша выбирает палочки покрупнее, лениво закидывает их в рот, тщательно пережевывая. Но Кихен, приобретающий осознание, что он остался жив после всей этой рулетки, готов смотреть на что угодно, только бы это оставалось в режиме его жизни. — Ты мне не настолько нравишься, — там он был, в первом шоте. Кихена окатывает волна сильного страха и становится трудно дышать. — Только в одном? Менхек растягивает интригу с объяснениями на еще пять палочек картофеля Фри. — Все еще не хочешь дружить? — продолжает свое, никак не участвуя в создании праздничного настроения по случаю второго дня рождения у Кихена. — Я уже со всем твоим окружением нашел общий язык, а ты все вредничаешь. — Должно же быть четыре с ядом и один пустой, а не наоборот, так написано в договоре. — летает в голове Кихена, и он неосознанно сминает в кулаке пустой стаканчик. Уши закладывает, глаза слезятся. Хочется лечь на стол, закрыть глаза и открыть уже дома, чтобы рядом сидел какой-нибудь врач, кто даст кучу витаминов и кучу ответов на все вопросы Кихена. Возможно, Кихен не был уверен ни в одном своем плане, но в отношении того, сколько стаканчиков будут безопасными, он был убежден на все сто. И несмотря на благоприятный для него исход и постепенное возвращение к ровному дыханию, Кихена весит, что даже тут Минхек сделал все по-своему. Еще и разговор продолжает, поедая картошку, словно мир только что не перевернулся три раза и все как прежде. Кихен не был медлительным человеком, но за предлагаемым Минхеком темпом жизни он никогда не успевает. — Общий язык! — орет Кихен, решая поддержать Минхека в теме, о которой он так хочет поговорить, чтобы удача не обернулась против него, и они не сыграли во второй круг рулетки. — Ты сжег все мои вещи в четыре часа ночи на заднем дворе нашего дома в Фену! — Он подарил мне банку какао, — сопровождает свою дружбу с Фену аргументом Минхек. Нравственно получать другого — это то, что Кихену было нужно, чтобы отвлечься и прийти в себя. Хоть какая-то польза от Минхека и хоть какой-то склад Кихена всквозь сильный выброс адреналина в кровь. — Подарил банку какао, или ты забрал, а он не остановил тебя в этом? — Это ни одно и то же, — сомневается Минхек, — в любом случае мы хорошо провели время, сжигая мои вещи, блядь! — Это было весело, тебе бы понравилось. — ВСЕ МОИ ВЕЩИ, — вопит Кихен, хотя где-то на фоне проскакивает мысль, как тупо переживать о материальном, когда ты только что выиграл в русскую рулетку. — Твой второй друг оценил бы. — Какой мой второй? — начинает Кихен, но быстро понимает, кто бы оценил поджог вещей. — А, теперь про Чангюна. Я до сих пор плохо понимаю, что ты ему наговорил, но я, — перебивает Минхек, широко раскрывая глаза, переходя на громкий тон голоса, и в секунду начиная защищаться атакой, — спроси лучше, что он мне наговорил, особенно о той части, где он мне предложил совместный суицид. Кихен зависает. В груди разливается такое тепло к Чангюну, что Кихен шепчет Минхеку быстро «одну минуту», чтобы достать телефон и отправить Чангюну «Я тебя обожаю». Иногда на волне любви делится Кихен, приписывая сообщение «Но к психиатру я тебя затащу» следом. Я забываю о специфичном чувстве юмора Чангюна, но когда вспоминаю «Он такой идиот», — не вслушиваясь снова перебивает Минхек, в тихом возмущении рассуждая о своем, — «если ему интересен эффект яда, для этого не надо умирать, надо просто меня попросить подправить ингредиенты, я же не против». Кихен вспоминает, что до этого Минхек трещал о том, что собирается делать со своим «северным сиянием». Затем Кихен вспоминает, какую нулевую сумму дают слагаемые Чангюн и последовать совету мудрого Кихена. И на финал Кихен вспоминает помешательство Минхека на том, чтобы на него смотрели с огромным любопытством и интересом. «Я, блядь, этого не вынесу», — заключает свой поход по воспоминаниям Кихен, — «где, говоришь, здесь яд? В первом? Можно мне двойную порцию?»